Ворожея: Лёд и Пламень (СИ), стр. 7

— Чаго не спишь? — спросил он.

Вила рассказывала ему про странный сон. Прошка задумался.

— Утро вечера мудренее, ложись-ка, девка, спать. Как оно будет, время покажет. Явится ежели князь, тогда и думать станешь, помогать ему иль Маре. А пока нечего печалиться. Даже ежели бабка твоя нечисти помогала, сына княжьего она спасла. Да и не от злого умысла помогала, Лес важен был. Но что теперь прошлое ворошить. Спи, ступай, а я в деревню.

Вильфрида вернулась в постель, а домовой выскользнул из избы и потрусил по тропинке меж болотных кочек. То, что девке судьба непростая уготована, знал он давно, но не хотел раньше времени ту тревожить. Время всё по местам расставит, а боги путь верный ей укажут.

Дальняя дорога

— Севка! — Светозар спустился с крыльца и окрикнул конюшего.

Тот похлопал вороного жеребца по крупу и, обтерев руки, поспешил к князю.

Светозар, наряженный в темную шерстяную рубаху, подпоясанную ярко вышитым кушаком, плотные шерстяные штаны ладно сидели на статной фигуре, стоял у терема. На ногах у князя были высокие сапоги из мягкой кожи, отороченные мехом. Вотола из мягкого войлока лежала на широких плечах. Собираясь в походы, князь старался одеваться неброско, практично. Вот и сейчас он скорее походил на зажиточного крестьянина, чем на князя древлянских земель.

— Оседлал? — конюший как раз готовил скакуна Грома к выезду. Княжич решил, что отправится в путь один, так ловчее. А пока его не будет, заправлять оставил совет волхвов.

Севастьян кивнул и подвел коня к Светозару.

Конь был вороной масти, с длинной гривой и хвостом. Он был сильным и выносливым, с мускулистым телом и крепкими ногами. Сбруя, хотя и не была богатой, но была прочной и надежной, изготовленная из качественной кожи и надежно закрепленная на коне. Удобное седло было изготовлено так, чтобы князю было сподручно долгое время находиться в нем без устали. Уздечка, простая, но крепкая, позволяла хорошо управлять конем.

Вскочив в седло, Светозар пришпорил лошадь и выехал за ворота. Путь предстоял неближний. До Любича планировал доехать за несколько часов. Без обоза, верхом, двигался он достаточно быстро. Но по дороге заехал в Крутогорку. Узнал у старосты, как обстоят дела. После поимки упыря деревня жила спокойно, что князя порадовало. Староста предложил не скакать по темну и остаться на ночь. День и правда был коротким, словно не снегогон на дворе. Потому предложение Светозар принял. Он сходил в жарко натопленную баньку, потрапезничал у старосты и лёг спать.

Наутро, едва рассвело, Светозар пустился в путь. И спустя три часа был у ворот Любича. Гостомысл обрадовался приезду князя. Пригласил в терем, где снова крутились, наряженные, как на Ярилу, девки. Князь только вздохнул, видать, от помыслов наместника его только женитьба и спасет. Тот пожалился Светозару на то, что весна не приходит. Пришлось рассказать о том, что волхвы смогли узнать. Гостомысл только руками всплеснул. Сам Чернобог осерчал на их земли. И как с ним князю бороться?

Светозар рассказал ему о мече волшебном, что способен богов победить, расспросил про ворожею. Гостомысл в ответ только хмыкнул. Но куда делась ведьма Ясиня, он не знал. Говаривали, что где-то у дреговичей обосновалась. Но леса вокруг Турова дремучие, болот много, где именно она пристанище нашла, того не ведал наместник. Попрощавшись, Светозар дальше двинулся. Хотелось ему до Щучьего плёса, что почти на границе земель древлянских, добраться затемно.

В Плёсе его, как и положено, встретил староста. Драгомил был высоким, грузным мужчиной с широкими плечами и мощной грудью. Густая рыжая борода обрамляла его суровое лицо, на котором выделялись глубоко посаженные серые глаза. Одетый, несмотря на то что тут было теплее, чем в Искоростени, в неизменный овчинный тулуп, толстую шерстяную рубаху и валенки, он стоял в воротах, широко раскинув руки в приветствии.

— Доброго здоровьица, княже. Не ждали мы тебя так скоро. Вот же полюдье было, — густой бас Драгомила разнёсся над селом, заставив птиц вспорхнуть с ветвей деревьев. — Аль приключилось чего?

Князь решил раньше времени много не болтать. Сказал лишь, что хочет вещь в род вернуть, что его прадед у ведьмы спрятал. Но и Драгомил не знал, где та обитает.

Переночевав, утром князь снова выехал в путь. Впереди были земли дреговичей, поросшие густыми лесами. Стоило князя Радмира предупредить бы, что едет к нему с миром. А потому послал из Плёса гонца в Туров, а сам неспешно следом двинулся.

Переночевать решил в селе Буруны, что на реке Припеть стоит. Там завсегда можно было остановиться у бабки Малены, которая с радостью принимала гостей заезжих. Сплетни послушать да досужие разговоры.

До Бурунов доскакал до темна. Нашёл покосившуюся, но ещё крепкую избу. Потемневшая от времени, стояла она на отшибе. Говаривали, что бабка Малена с бесами знается, но правда то, аль чья выдумка, Светозар того не ведал. Но бабка всегда тепло привечала гостей, а потому в избе её часто останавливались те, кто проездом был в селе. Сегодня гостей у бабки не было. Он постучал о притолоку и, склонив голову, вошёл в сени.

Просторное помещение, служившее одновременно прихожей, кухней и столовой, было прохладным, видать, гостей давно не заезжало. Деревянный пол был усыпан соломой, чтобы впитывать грязь. В углу располагалась печь, явно давно не топленная. На грубых деревянных лавках, расставленных вдоль стен, были наброшены шкуры.

Пройдя через сени, Светозар вошёл в горницу. Это была большая комната со сводчатым потолком и двумя окнами. Стены были украшены вышитыми рушниками и чурами. У дальней стены стоял широкий деревянный стол, за которым могли разместиться сразу несколько человек. Рядом находились лавки и сундуки, доверху набитые хозяйственной утварью и одеждой. На одном из них и сидела хозяйка избы. Тянула одной рукой нить, второй крутила веретено.

— Здрава будь, Малена, — поклонился ей Светозар.

— И тебе не хворать, княже, — щуря подслеповатые глаза, повернулась на голос бабка.

Князь гостил тут не первый раз и тайны, кто он таков, не делал. Малена отставила пряжу и, кряхтя, поднялась.

— Жрать, поди, хочешь? — грубовато спросила она. Ей было без разницы, кто заезжает в гости, в своём дому княгиней была она, остальным же следовало вести себя учтиво и спокойно.

— Не откажусь, — Светозар присел было на лавку. — Весна, смотрю, пришла почти… — начал было он, но его тут же перебила хозяйка.

— А че расселся тогда? Дрова я рубить стану, что ли? Поди, дров наколи, печь истопим. Баню затопи тоже, воды натаскай. И я помоюсь.

Если она и якшалась с бесами, то ягиней была неправильной. Те сами и баню истопят, и накормят. У Малены же кров приходилось отрабатывать даже князю.

Вздохнув, Светозар закатал рукава и вышел во двор. Поплевав на ладони, он взялся за топор и принялся колоть дрова. Через пару часов во дворе уже вовсю курился дымок бани, а сам князь утирал пот со лба вышитым рушником, на котором был изображён какой-то зверь. Казалось ему, что дров он наколол бабке на пять лет вперёд.

Помывшись, его наконец усадили за стол, где стояла миска с моченой брусникой, грибы из кадушки, каша и томлёная репа с зайчатиной. Накормив гостя, бабка предложила рассказать тому сказку. Всё ещё скучая по кормилице, хоть и будучи взрослым мужем, Светозар согласился.

— В стародавние времена, когда ещё боги ходили по земле, — начала свой сказ Малена, — не было смены времён года. Всегда стояло тепло на дворе. Цветы цвели яркие, солнце светило. Но не все тому были рады. Тёмные боги Чернобог, Мара да Карачун и тогда уже холод да тьму любили, и задумали они извести Ярилу да Семаргла, чтобы землю-матушку погрузить во мрак да лёд. Долго гадали они, как им то исполнить. Наконец придумали. Оборотилась Мара девой, что красивее на свете нет. И села на камне Ярилу поджидать. Тот завсегда по одной тропочке ходил. И идёт он, и видит:

Сидит на камне красавица писаная. Волосы золотистые, словно рожь поспевшая, рассыпались по плечам, в них вплетён венок из полевых цветов. Глаза голубые, как небо весной, а губы — красные, словно ягоды лесные. Сарафан алый, с вышивкой на подоле, расшит бусинами да золотыми нитями. На груди висит ожерелье, камни в нём переливаются разными цветами. Лицо белое, румяное, а сама девица пригожа и статна, но печальна. Горькие слезы так и катятся по щекам.