Всегда нокаут (ЛП), стр. 10

— Правда?

О кивает.

— Мы встретились так в самый первый раз. Мы столкнулись, и я уронила телефон.

При этой мысли моё сердце сжимается в три раза. Боже. Я чертовски сильно люблю её. Уголки моих губ приподнимаются.

— Я помню, как ты столкнулась со мной.

Она притворяется обиженной, и я готов поспорить, что это сложно, когда она изо всех сил старается не улыбаться.

— Я была занята перепиской. Тебя никто не отвлекал, и я не помню, чтобы ты освободил путь.

Моя улыбка становится шире, пока не обнажаются зубы.

— Ты шла прямо на меня. Я ни за что не собирался уступать дорогу. Я хотел, чтобы ты врезалась в меня. Что я тебе тогда сказал?

Она слегка наклоняет голову.

— Ты спросил, намокла ли я из-за тебя.

Я запрокидываю голову и смеюсь. Я не помню, о чём мы разговаривали, но помню её такое красивое и милое лицо. Когда я вспоминаю тот день, то в мыслях всплывают её блестящие зелёные глаза и пылающие щеки, но хоть убейте, я не могу вспомнить, что заставило её чувствовать себя так неловко. Теперь я знаю.

— Что ты ответила? — спрашиваю я, желая узнать, чем всё закончилось. Должно быть, это было не очень хорошо. Я помню, как она выбежала из спортзала.

— Кажется, я немного заикалась, а потом попросила тебя повторить то, что ты сказал. — Я снова смеюсь.

— Ты попросила меня повторить? Зачем?

— Потому что я не была уверена, что ты имел в виду… — Её розовые щеки краснеют. — И мне понравился звук твоего голоса.

Все это нахлынуло на меня — абсолютно всё, — и я улыбнулся, потому что я единственный, кто знает, что на самом деле имел в виду. Оливия очень хотела меня в тот день, но я просто должен был убедиться. Я помню, как её щеки покраснели, чего я никогда раньше не видел. Они были ярко-красные, такие тёмные, что могли бы соперничать с закатом. Я вспоминаю её заикание и то, как вздымалась её грудь. Когда я смотрю на неё сейчас, это всё равно, что смотреть сквозь хрустальный шар в прошлое. Единственное, что изменилось — это выражение её глаз. Тогда в них светились смущение, разочарование, похоть и миллион других эмоций. Сегодня они светятся обожанием. Они всё ещё пылают страстью, но эмоции и связь между нами тоже есть.

Мне так больше нравится.

— Ты хочешь забыть о персонажах и быть просто нами? — спрашивает Оливия, смущённо качая головой.

Я протягиваю ей руку. Я бы ничего так не хотел, как быть самим собой, но Оливия хотела чего-то другого, зажечь искру, которая, я знаю, ещё не погасла. Это я и собираюсь ей дать.

— Я Лео, — говорю ей, называя имя актёра, которого видел сегодня по телевизору в спортзале.

Глаза Оливии вспыхивают от непристойного возбуждения. Хорошее начало. Я думал, что она будет разочарована итальянским именем, учитывая, что её сердце отдано французскому. Она вкладывает свою тёплую и потную ладонь в мою, и меня удивляет её рукопожатие.

— Клара.

Я киваю. Достаточно мило, я полагаю. Не так мило, как «Оливия», но сойдёт.

— Я надеюсь, ты выбрал столик у окна, — заявляет она, открывая сумочку, чтобы положить в неё телефон.

— Женщина, которая знает, чего хочет. Меня такое восхищает.

Что-то в её чертах меняется, как будто она видит во мне угрозу. Её пухлые губы с дружелюбной улыбкой превращаются в тонкую линию.

— Если тебя это восхищает, то ты можешь восхищаться и тем, что я бы предпочла бутылку «Джека» без льда. — Я приподнимаю бровь.

— Я вижу, ты тоже любишь командовать.

Она сдерживает лукавую улыбку.

— Если ты не сможешь справиться со мной за ужином, мистер Лео, я найду кого-нибудь другого, кто позаботится обо мне перед сном.

Мой позвоночник напрягается, когда в голове проносятся образы. Я так не думаю, чёрт возьми.

— «Джек». Приземляй свою задницу за столом тридцать девять и не двигайся.

Она вздыхает и избегает моего взгляда.

— Не задерживайся. Я известна своими похождениями.

Оливия откидывает волосы с лица, и я делаю глубокий вдох, когда они касаются меня. Меня окутывает её сладкий аромат, создавая в моей груди что-то зловещее. «Я известна своими похождениями». Зловещее чувство в моей груди смешивается с ревностью. Что, чёрт возьми, она имеет в виду?

Я бросаюсь к бару и хватаю чёртову бутылку «Джека» и два бокала без льда, как она и заказывала. Я знаю, что Оливия играет героиню, и мне не следует воспринимать это так буквально, но я ничего не могу с собой поделать. Я увлечён ею. Кажется, я не могу взять себя в руки.

Когда подсаживаюсь к ней за столик, она уже делает заказ из меню. Я не понимаю, зачем она вообще утруждает себя чтением меню. Если в ресторане подают картошку фри, она всегда заказывает одно и то же.

— Мне «Цезарь с курицей» и картошку фри, пожалуйста.

Официант, который улыбается ей слишком дружелюбно, записывает её заказ в маленький чёрный блокнот.

Я ничего не могу с собой поделать.

— Салат и картошка? — спрашиваю я, ставя бутылку на стол, а за ней и бокалы. — Кто бы мог подумать, что свидание с тобой окажется таким дешёвым?

Официант бросает на меня сердитый взгляд, но я на него не смотрю. Я замечаю это краем глаза.

— Я передумала, — говорит Оливия, отрывая взгляд от меню и поднимая на меня зелёные глаза. — Раз уж платит мистер Лео, я возьму лобстера целиком, икру, двух крабов в мягких панцирях и картошку фри. Пожалуйста.

Я пристально смотрю на неё, пока официант в очередной раз принимает у неё заказ, прежде чем обратить свои голубые глаза-бусинки на меня.

— А для Вас, сэр?

Он употребляет это слово небрежно, и меня это задевает.

— Ничего. Кажется, она ест за двоих.

Оливия — или Клара — ухмыляется, когда официант поворачивается и уходит. Я улыбаюсь ей, сжимая руками мягкую спинку стула.

— Развлекаешься? — спрашиваю я, удивленный тем, как властно она себя ведёт.

Я начинаю думать, что она использовала этот День святого Валентина как возможность поиздеваться надо мной. Суровая наружность Оливии растворяется в возбуждённом хихиканье. Она прикрывает рот ладонью и смеётся ещё громче.

— Прости, — говорит она, вытирая глаза внутренней стороной указательного пальца. — Я не знаю, что на меня нашло. Я хотела, чтобы моя героиня была уверенной в себе и успешной женщиной, но как только она встретила тебя, вместо этого решила стать стервой.

Отпустив стул, я отодвигаю его и сажусь. Когда мне становится удобно, я подталкиваю к ней бутылку виски. Как я и ожидал, она морщится от этого.

— Честно говоря, я не большая поклонница. Слишком крепко.

Я киваю. Я уже знаю, что она не любит «Джек». Оливия не пьёт ничего, кроме небольшого количества водки с апельсиновым соком.

— А откуда вообще взялась твоя любовь к лобстерам?

Она морщит нос.

— Фу. Терпеть не могу морепродукты.

Конечно. Я уже знал это.

— Раз уж платит мистер Лео, — передразниваю я её, и она прячет пылающее лицо в ладонях. — У нас же общий банковский счёт.

— Хорошо. — Она выдыхает, ерзая на стуле и обмахивая лицо. — Я переборщила. Что нам теперь делать?

— Что значит «что нам теперь делать»?

— Не заставляй меня пить виски и есть лобстера, Сет. Нам нужно придумать план, как выбраться из этой ситуации.

Пустой стакан на столе издаёт тихий звук, который я едва слышу, когда постукиваю по нему указательным пальцем. Мы пробыли здесь всего двадцать минут, а она уже хочет уйти. Я уже почти решил заставить её довести дело до конца. Мне следовало бы заставить её съесть лобстера или хотя бы икру. Но если я это сделаю, то уже предвижу, что эта ночь закончится тем, что Оливия окажется в моей постели с тошнотой, а не возбуждением. Я беру бутылку Джека и открываю её. Небрежно наполняю оба бокала на четверть и толкаю один через стол. Она окидывает его взглядом, прежде чем приподнять бровь, глядя на меня.

— Выпей, — говорю ей. — А потом пойдём.

— Как Сет и Оливия?

Кивнув, я беру свой бокал в руку и подношу его к губам. Когда я был моложе, я отказался от крепких напитков и понял, как сильно это на меня повлияло. Большую часть времени я предпочитаю вообще избегать выпивки, потому что бываю очень возбуждённым, но сегодня вечером мне нужно быть возбуждённым и напористым, чтобы Оливия никогда этого не забыла.