Замок последней розы. Книга 2 (СИ), стр. 2

— Я… не знаю.

Голос хриплый и почти не слушается.

Прямо перед собой вижу круглый столик полированного дерева, придвинутый к моей постели. На нём — прозрачный бокал на тонкой ножке. В нём вода. Скорее хватаю его и осушаю до дна. Как же хорошо!

— Эммет, дай нашей гостье ещё.

Бокал прямо в моих руках наполняется снова.

Не успеваю поблагодарить, такую сильную жажду испытываю.

После четвертой порции у меня наконец-то хватает силы воли поставить его на стол. Вот теперь в голове чуть-чуть проясняется и рассеивается туман перед глазами.

Женщина, которая сидит на простом деревянном стуле рядом с моей постелью, удивительно красивая. Тёмные, чуть собранные у висков локоны до плеч аккуратными волнами, прямой и умный взгляд, свежее лицо… даже странно, что в таком молодом возрасте у неё уже такой большой сынишка.

Потом опускаю глаза, и в смущении замечаю, как натянуто тёмно-синее платье на животе. Кажется, у Эммета скоро появится братик или сестричка.

— Вы наверняка голодны, — участливо замечает женщина, терпеливо дождавшись, пока я её рассмотрю.

— Я сейчас! — встрепенулся мальчик.

На столике передо мной, так что я аж вздрогнула, из ничего возникло овальное серебряное блюдо, заставленное чем-то, похожим на яркие пышные цветы. Но от них донёсся такой удушающе-приторный сладкий аромат, что у меня скрутило желудок. Я сжалась и поморщилась.

— Эммет, ну ты что! Какие пирожные! Куриный бульон и точка.

Мальчик надулся, пробормотал что-то вроде «я хотел как лучше», но всё же «цветы» сменила глубокая тарелка с прозрачным, чуточку зеленоватым отваром, в котором плавали крохотные кусочки теста и какие-то овощи.

Следующие полчаса были самыми прекрасными в моей жизни. Ну, из того, что я помнила, по крайней мере.

Женщина, одобрительно улыбаясь, смотрела на то, как я ем, как едва сдерживаюсь, чтобы не застонать от наслаждения, как прикрываю глаза и счастливо вздыхаю между ложками. И украдкой советовала сыну брать пример с меня. Правда, больше трёх тарелок мне запретили, чтоб не стало плохо.

И только дождавшись, когда я поем и бессильно откинусь обратно на подушки в блаженной дремоте, она осторожно спросила:

— Как вас зовут?

Я долго молчала.

— Не помню. Простите.

— Хм. А… откуда пришли к нам?

У меня в носу защипало, и я так и не смогла ответить.

— Понятно. Я почему-то не удивлена. Ну ничего, у меня есть одна идея, как тебе помочь! Эммет, сходи позови своего дядю.

Когда мальчишка выскочил за дверь, женщина сказала, что её зовут леди Эмма Эрвингейр и она рада приветствовать меня в Замке стальной розы. И что её муж и старшие дети сейчас в разъездах, но скоро вернутся, а пока ей очень приятно, что будет с кем скоротать время…

Я подумала — надо же. У такой юной женщины и столько детей… Ещё и подростки — как она справляется?…

Но потом что-то в словах её показалось мучительно знакомым. Такое, царапающее душу, как заноза, которую не можешь вытащить, потому что не понимаешь, где она.

Я резко села и снова посмотрела на хозяйку этого места. В солнечном сплетении стало жарко.

Хриплый грай.

Чёрный ворон пикирует откуда-то с высоты, где он прятался всё это время и приглядывал за мной, очевидно. Пикирует прямо на столик, едва не развалив его. Распахивает рваные, будто одетые в лохмотья крылья, словно закрывая собой свою госпожу от угрозы. Неужели угроза — это я?

2.2

— Тише, тише, Гран! Девочка не опасна. Перестань! Замок сам её впустил.

Но ворон не успокаивается. Разевает стальной клюв и смотрит на меня чёрными глазами, склонив такую же угольно-чёрную голову, Моё сердце бешено бьётся, и я вся сжимаюсь в комок.

— Гран, фу! Мам, а давай сами ей придумаем имя, раз она не помнит? — мальчик входит в комнату и невозмутимо берёт птицу в руки, сажает на плечо. Ворон тут же успокаивается. — Анарин подойдёт.

— «Пугливый свет…» — шепчу невольно.

Мать и сын переглядываются.

— Она знает эллерийский, — кивает мальчик. Мама украдкой его одёргивает. — Ты позвал дядю Гордона?

— Идёт уже.

Ворон на плече ребёнка не хочет сидеть смирно, переступает когтистыми лапами, так что тот морщится.

— Ма, что с Граном?

— Решил поиграть в цепного пса. Наверное, у него обострение, потому что папы нет дома. Подержи-ка его, а я ему кое-что покажу, чтоб успокоился!

Мальчик бесцеремонно стаскивает птицу с плеча, даже не обращая внимания на острый стальной клюв, сердито раскрытый, и прижимает к груди волнующуюся птицу.

У мне становится вдруг тревожно.

Я ничего не знаю о себе.

Вдруг я и правда опасна для этих добрых людей? Для этой чудесной семьи, приютившей меня. Может, птица видит что-то, чего не видят люди? Раз появившись, это гадостное ощущение больше не хочет меня отпускать.

— Гран, смотри внимательно!

Недовко покачнувшись и придерживая объёмный живот, женщина поднимается с места. И присаживается на край моей кровати.

Птица мгновенно закрывает клюв и перестаёт вырываться из рук мальчика.

— Ну что, видел? Вот и не буянь без повода, — миролюбиво отвечает та.

— Простите… но я ничего не понимаю! — жалобно вклиниваюсь я.

Женщина улыбается.

— Сейчас объясню. Погоди.

Тем временем за дверью — двери тоже непривычные, очень высокие и светлые — раздаются медленные, едва различимые шаги.

Аккуратный стук. Больше из вежливости, наверное, потому что тот, кто стучал, тут же входит, не дождавшись разрешения.

Это щуплый низкорослый мужчина средних лет. Светловолосый, с какими-то блеклыми и настольно невыразительными чертами лица, что их вряд ли можно запомнить. Глаз не видно — они скрыты за чуть затемнёнными стёклами очков. Это напрягает и не внушает доверия. Одет в одежду, странную моему глазу — никаких плащей и ниспадающих складок, всё какое-то куцее и обтягивающее, каждая нога в отдельной штанине — как у белья, только длиннее. У нас дома такое носят только… кажется, охотники. На кого?.. Предательская память снова подводит.

— Кстати, где Солейн? — спрашивает моя хозяйка. — Я её сегодня не видела.

Тихий, едва слышный шелестящий голос вошедшего отвечает после недолгих раздумий:

— Вернулась домой. Просила извиниться, что не попрощалась. Что-то неладное творится с границами меж мирами. Как будто… кто-то бросил камень в глубокие воды, и со дна поднялась муть. Не видно, куда плыть. Можно заблудиться и не найти пути обратно. Так что мы решили поторопиться с возвращением. Всё-таки, на ней ответственность за племя. Я тоже вернусь сразу, как выполню твою просьбу. Прости, но ни минутой дольше остаться не могу.

Она вздыхает.

— Я понимаю… Ох, скорей бы Морвин и мальчики вернулись. У меня сердце не на месте. Что-то странное происходит. Как будто темнеет вокруг. Я думала, девочка что-то знает. Но кажется, она не помнит даже собственного имени.

— А вот это мы сейчас и проверим, — скупо улыбнулся мужчина, и меня пробрало морозцем.

Я вся сжалась, когда он сделал шаг вперёд. Снова жжение внутри. Захотелось сделать что-то, чтобы он не подходил. Панический, животный страх овладел мною — как будто моё тело боялось любого приближения к себе. Как будто в прошлом от такого пересечения моих границ никогда не бывало ничего хорошего.

Та, что звалась Эммой, положила руку на мою ладонь, сжала успокаивающе.

— Не бойся. Гордон — телепат. Маг, читающий мысли. Он аккуратно… аккуратно, правда?.. заглянет в твой разум и попробует помочь тебе вспомнить.

Я, с трудом подавив панику, кивнула. Жжение внутри стало меньше.

Но едва телепат сделал ещё шаг, случилось странное.

Вокруг меня и хозяйки распахнулась сфера льда. Гранёный ледяной шар окружил нас и не дал ему подойти ближе.

Телепат пробормотал что-то недовольно. А потом добавил громче:

— Эмма! Я думал, твои шуточки уже в прошлом.

Она лукаво улыбнулась.

— Это не я. Прости, забыла. Отойду подальше.