В дебрях Южной Африки, стр. 41

Наблюдая с дерева за поведением квагг, наши герои вдруг увидели, что одна из них сделала странное движение, какого до сих пор им не приходилось подмечать у этих животных. Эта квагга, мирно пощипывая траву, подошла к небольшой купе кустов, стоявшей одиноко среди открытого поля. У самой заросли квагга прыгнула вдруг вперед. Почти в то же мгновение из кустов шарахнулось какое-то косматое животное и пустилось наутек. Животное оказалось гиеной. Вместо того чтобы кинуться на кваггу и принять битву, как можно было ожидать от такого сильного и свирепого зверя, гиена взревела от страха и пустилась наутек.

Ноги, однако, недалеко ее унесли. Гиена, очевидно, хотела спастись в другой заросли, побольше, лежавшей немного поодаль, но уже на полпути квагга нагнала ее среди открытого поля и, испустив свое пронзительное «куаа-уаг», ринулась вперед и вскинула передние копыта на спину гиене. В тот же миг в загривок хищника вонзились зубы травоядного животного и сжались крепко, как тиски.

Зрители ждали, что сейчас гиена вырвется и помчится дальше. Но ждали напрасно. Больше ей не дано было в жизни пробежать ни ярда. Она не вышла живою из зажавших ее грозных тисков. Квагга мертвой хваткой держала судорожно бившуюся жертву, топтала ее копытами, трясла в своих сильных челюстях, пока гиена не перестала выть. Изуродованное тело хищника неподвижно легло среди поля.

Читатель подумает, что этот случай мог послужить нашим охотникам достаточным предостережением против квагги. Легко ли будет обуздать коня, у которого такие острые зубы?

Но им было известно, какое отвращение питает дикий полосатый конь к гиене. Они знали: при виде гиены квагга свирепеет, но в отношении человека нрав ее совсем иной. В самом деле, неприязнь к гиене у квагги так сильна и так неизменно травоядная квагга одерживает верх над хищницей, что пограничные фермеры часто пользуются этим замечательным обстоятельством и, чтобы уберечь от гиены скот, заводят в стаде по нескольку квагг, которые служат ему охраной и защитой.

Глава 38. ЗАПАДНЯ

Наблюдая за движениями квагг, ван Блоом неожиданно встал. Все взоры обратились на него. Чувствовалось, что он собирается что-то предложить. Что же именно?

Вот что пришло ему на ум: к устройству западни следовало приступить немедленно.

День клонился к вечеру, до темноты оставалось лишь полчаса; казалось, лучше бы отложить дело до утра. Но нет. Были веские причины торопиться. Охотники не поспеют к сроку, если не выполнят часть работы в этот же вечер.

Выкопать яму надлежащих размеров — нелегкое дело: ведь она должна была вместить сразу по меньшей мере полдюжины квагг. К тому же необходимо убрать вырытую землю, нарезать шестов и веток, чтобы ее прикрыть, и уложить их соответственным образом.

На все это пойдет немало времени; между тем управиться надо до возвращения табуна, а иначе все сорвется.

Если квагги явятся до того, как яма будет вырыта и все следы работы уничтожены, они ускачут, не входя в воду, и, пожалуй, больше никогда не вернутся к озеру.

Таковы были соображения ван Блоома. Ганс, Гендрик и Черныш согласились с ним. Все ясно видели, что нужно немедленно приступить к работе.

К счастью, в их «инвентаре» нашлись две хорошие лопаты, совок и кирка, так что все четверо могли работать одновременно. Нашлись и корзины, чтобы выносить землю и сбрасывать ее в глубокую канаву поблизости, где ее не будет видно. Хорошо, что там была эта канава, иначе землю пришлось бы уносить далеко, работа оказалась бы еще тяжелее, и было бы трудно выполнить ее к сроку.

Наметив размеры ямы, наши охотники дружно принялись орудовать лопатами, совками и киркой. Почва была довольно рыхлой, так что киркой почти не пользовались. Сам ван Блоом вооружился одной из лопат, Гендрик — другою, а Черныш между тем выгребал землю совком и так быстро наполнял корзины, что Ганс, Тотти и прибежавшие им на подмогу Трейи с маленьким Яном едва успевали их опоражнивать. Малыши таскали свою собственную небольшую корзину и оказывали существенную помощь в работе, облегчая труд Гансу и Тотти.

Работа весело шла до полуночи и даже за полночь, при свете полной луны; к этому времени наши землекопы стояли уже по шею в земле.

Усталость взяла наконец свое. Но теперь все знали, что легко успеют докончить яму утром; и вот, сложив свои орудия и умывшись в кристальной воде ручья, охотники возвратились на ночлег в надземное жилище.

На заре они снова принялись за работу и трудились хлопотливо, как пчелы; дело подвигалось так быстро, что, когда устроили перерыв на завтрак, ван Блоом, став на носки, едва мог выглянуть из ямы, а шерстистая макушка Черныша была уже чуть ли не на два фута ниже поверхности земли. Еще немного потрудиться — и довольно!

После завтрака все с новыми силами взялись за инструменты и работали, пока не нашли, что яма достаточно глубока. Выпрыгнуть из нее было бы под силу разве что горному скакуну; ни одна квагга не выбралась бы из такой западни.

Нарезали затем шестов и веток; и вот яма тщательно прикрыта шестами, а сверху устлана тростником и дерном, как и прилегающий кусок земли на довольно большом протяжении. Самое умное животное не заподозрило бы ничего. Даже лиса не открыла бы такой ловушки, пока сама не провалилась бы в нее.

Работу закончили до обеда, который, понятно, запоздал в тот день, так что оставалось только поесть и ждать появления квагг. За обедом, несмотря на страшную усталость, все были очень веселы. Перспектива поймать квагг представлялась такой соблазнительной, что возбуждала и поддерживала бодрость.

Каждый предсказывал по-своему, чем кончится дело. Один заявил, что поймают по меньшей мере трех; другие, не столь умеренные, называли цифру вдвое большую. Ян утверждал, что яма будет битком набита полосатыми красавцами, и Гендрик считал это довольно вероятным, принимая во внимание остроумный способ, к которому они собирались прибегнуть, чтобы загнать квагг в западню.

Надежды казались вполне обоснованными. Ширина ямы исключала возможность, что животные перепрыгнут ее, а поскольку она тянулась поперек всей дорожки, они не могли ее миновать.

Правда, если бы предоставить квагг самим себе и позволить им идти, как они привыкли, вереницей, то попался бы только вожак. Остальные, увидав, что он провалился, непременно повернули бы назад и поскакали бы врассыпную во все стороны. Но охотники не собирались мириться с подобным ходом вещей. Они надумали в нужную минуту обратить животных в паническое бегство и загнать их прямо в западню. На этом и была основана надежда поймать не одну, а несколько квагг. Им нужно было четыре — по одной квагге на каждого охотника. Но, конечно, если бы в яму попалось больше четырех, это было бы еще приятней. Чем больше, тем лучше: будет возможность сделать выбор.

Отобедав, охотники стали готовиться к приему «гостей». Как сказано, обед в этот день запоздал против обычного, и уже приближался час, когда должны были показаться квагги. Чтобы не прозевать их, каждый заблаговременно занял свой пост. Ганс, Гендрик и Черныш засели в приозерных кустах — на некотором расстоянии друг от друга. Нижний край озера, где животные обычно входили и выходили, был оставлен свободным. Ван Блоом ждал между тем на помосте в ветвях нваны, чтобы с высоты подкараулить квагг и холостым выстрелом дать сигнал трем остальным. А те должны были выскочить вдруг и, напугав табун неожиданным своим появлением и стрельбой из ружей, погнать его прямо к яме.

План был отлично задуман и удался на славу. Стадо показалось на равнине в обычный час. Троих, сидевших в засаде, ван Блоом оповестил о его приближении, повторив несколько раз приглушенным голосом:

— Квагги подходят, квагги подходят!

А те, не чуя опасности, прошли гуськом по ложбинке, разбрелись по озеру, вдосталь напились и стали одна за другой выходить по той тропе, поперек которой была вырыта яма.

Вожак, взобравшись на берег и заметив устилавшие дорогу свежие дерн и камыш, зафыркал, заржал и, видимо, склонен был повернуть обратно. Но как раз в это мгновение грянул громкий выстрел из ружья и раскатился по всей окрестности. Затем отозвались эхом с левой и с правой стороны выстрелы из меньших ружей, меж тем как Черныш гикал на самой высокой ноте откуда-то еще… Квагги, озираясь, убедились, что их почти отовсюду окружают неведомые враги. Но один путь оставался, по-видимому, открытым — дорога, которой они обычно возвращались с водопоя. С перепугу весь табун устремился на берег и, сбившись в кучу, ринулся к западне.