Тарзан и люди-леопарды, стр. 40
– Мое настоящее имя ничуть не лучше, – заверил он. – Мне дали имя в честь деда, а у дедушек имена бывают довольно чудные.
– Точно, – подхватила она. – И все-таки имена у них старые, добрые, солидные. Моего дедушку звали Абнер.
– Как, у вас был только один дедушка?
– По имени Абнер – один. Ну так как же звали вашего деда, признавайтесь?
– Хайрем, но друзья называют меня Хай, – поспешно добавил он.
– А фамилия? Не могу же я обращаться к вам просто по имени.
– Почему? Мы же друзья, разве нет?
– Ладно, – согласилась она. – Но вы мне так и не ответили.
– Хай – этого достаточно, – суховато сказал он.
– А если мне придется представить вас кому-нибудь?
– Кому, например?
– Боболо, – пошутила она и рассмеялась.
– С этим джентльменом я уже знаком. Но раз уж речь зашла об именах, хотелось бы узнать и ваше.
– Туземцы зовут меня Кали-бвана.
– Но я не туземец, – обронил он.
– Мне нравится, когда меня называют Кали. Зовите меня Кали, – сказала девушка.
– На местном наречии «кали» означает «женщина». Ладно, женщина.
– Если еще раз назовете меня так, то я перестану с вами разговаривать.
– Хорошо, Кали так Кали, раз вы настаиваете. Помолчав, он добавил:
– Знаете, мне оно тоже нравится. Самое обычное слово, а получилось прекрасное женское имя.
Между тем лес незаметно поредел, деревья расступились, стало меньше кустов. Выйдя на поляну, Старик остановился, взглянул на солнце и удрученно покачал головой.
– Оказывается, мы шли не на запад, а на восток, – объявил он.
– Какая досада!
– Каюсь, это моя вина, но из-за этих проклятых деревьев я не мог свериться по солнцу. Такое впечатление, будто это происки злого духа, который, подстерегая человека, вселяется в неодушевленные предметы, а потом смеется над его неудачами.
– Вы ни в чем не виноваты, – бросилась разубеждать его девушка. – Может, я не так выразилась, но вы сделали все, что от вас зависело.
– В общем, так. Дойдем до следующего ручья и вдоль него доберемся до реки. Ручей должен непременно впадать в реку. Назад нам нельзя, слишком опасно. Мы должны уяснить себе, что впереди долгий и трудный поход и к нему нужно как следует подготовиться.
– То есть? О чем вы?
– Мы должны нормально питаться, а не перебиваться случайными фруктами и улитками, которые не прибавляют сил. Нужно мясо, но его необходимо добыть, а у нас нет оружия.
– И поблизости ни магазина спорттоваров, ни ружейной лавки.
Веселая острота спутницы растрогала Старика. Несмотря на все потрясения, лишения и усталость, девушка не падала духом. Ни разу не посетовала, не закапризничала. Подолгу бывала серьезной, как того требовали обстоятельства, однако сумела сохранить силу воли и чувство юмора.
– Придется самим стать оружейниками, – проговорил он. – Нужно изготовить оружие.
– В таком случае почему бы нам не начать прямо с пулеметов, – предложила она. – С ними я буду чувствовать себя спокойнее.
– Все, на что мы способны, – это лук, стрелы и копья, – осадил ее Старик.
– А я-то воображала, что быстренько сумею состряпать пулемет, – призналась она. – Что за никчемное создание эта современная женщина!
– Я бы этого не сказал. Даже не представляю, что бы я без вас делал!
Невольное признание вырвалось так неожиданно, что Старик даже не осознал, что именно он сказал. Он, который относил себя к женоненавистникам! Зато девушка сразу все поняла и улыбнулась.
– А мне казалось, что вы презираете женщин, – с серьезным видом сказала она. – Это стало ясно в первый же день нашего знакомства.
– Не надо об этом, прошу вас! – взмолился Старик. – Тогда я еще не знал вас!
– Какой комплимент! Совсем не похоже на того грубияна, которого я встретила однажды.
– Кали, я уже совсем не тот, – тихим серьезным голосом произнес Старик.
В этих словах девушка услышала признание и мольбу о прощении. В порыве чувств она коснулась его руки. Ласковое, теплое прикосновение оказалось искрой, попавшей в бочку с порохом. Резко повернувшись, он схватил ее, прижал к себе изо всех сил, словно стремясь слиться с ней воедино, и в тот же миг, прежде чем она успела увернуться, приник к ее губам в страстном поцелуе.
Девушка отшатнулась, стала вырываться.
– Как вы посмели? – возмутилась она. – Я вас ненавижу!
Он разжал объятия, и они стали лицом к лицу, взволнованно дыша и глядя друг другу в глаза.
– Я вас ненавижу! – повторила она.
Он не отрывал взгляда от горящих глаз девушки.
– Я люблю тебя, Кали, – сказал он твердо. – Моя Кали!
XXI. ВЛЮБЛЕННАЯ ТУЗЕМКА
Самец Зу-То из стаи великих обезьян поссорился с То-Ятом, своим вожаком, поскольку оба хотели завладеть молодой самкой. То-Ят был огромным, могучим самцом, самым сильным в стае, а потому, естественно, являлся вожаком, из-за чего Зу-То не спешил вызывать его на смертный бой.
Однако, влечение к красотке от этого не уменьшилось, и Зу-То умыкнул ее, подговорив нескольких молодых самцов, недовольных правлением То-Ята, присоединиться к ним. Те охотно согласились и прихватили своих самок. Так образовалась новая стая. И, как всегда, возникли трения из-за женщины.
Стремясь к самостоятельности, Зу-То ушел в новые края, чтобы избежать случайной стычки с То-Ятом. Вместе с ним в числе других ушел и его друг Га-Ят.
Га-Ят обладал могучей силой, превосходя, пожалуй, самого То-Ята, однако Га-Ят держался в стороне, предпочитая ни во что не вмешиваться. Пока ему хватало еды, пока никто не посягал на его самок – а при его габаритах и мощи любое соперничество было обречено на неудачу – его совсем не тревожил вопрос о том, кто станет вожаком новой стаи.
Как Га-Ят, так и Зу-То относились к Тарзану по-дружески, особенно Га-Ят, бывший миролюбивым по натуре, поэтому они оба обрадовались, когда узнали, что Тарзан совсем рядом, а когда услышали его зов и поняли, что ему требуется помощь, то поспешили на выручку, прихватив с собой всех самцов, кроме двух, которых Зу-То оставил для охраны самок с детенышами.
Великие обезьяны бережно перенесли Тарзана из деревни гомангани на поляну, где протекал ручей. Здесь они опустили его под сенью деревьев на мягкую траву, но распутать проволоку на его руках и ногах им не удалось. Они пытались сами, пытался Нкима, но все безуспешно, правда в конце концов обезьянке удалось перегрызть веревки.
Га-Ят с Нкимой принесли ему воды и фруктов. Большие обезьяны были в состоянии отогнать от него крупных хищников, но человек-обезьяна понимал, что все это ненадолго. Вскоре обезьяны неизбежно отправятся на новые места, и их не удержит ни жалость, ни чувство товарищества. Первое понятие для них – пустой звук, а второе значимо лишь до тех пор, пока речь не идет об их собственных интересах.
Нкима, разумеется, останется с ним за компанию, будет носить еду и питье, но защитник из него никудышный. Достаточно одного вида гиены Данго или леопарда Шиты, как Нкима улепетнет на дерево.
Что же делать? Тарзан пытался найти ответ на этот вопрос. Он вспомнил о могучем друге, слоне Танторе, но тотчас же был вынужден отринуть эту мысль, поскольку Тантор, как и обезьяны, не смог бы освободить его от пут.
Тантор может погрузить на себя Тарзана и унести. Но куда? Туда, где не найдется никого, кто смог бы освободить его от проволоки. Опять же, Тантор может встать на его защиту, но что толку, если Тарзан вынужден лежать здесь совершенно беспомощным, лишенный возможности двигаться?
Неожиданно решение пришло само собой. Тарзан позвал Га-Ята. Неуклюже покачиваясь, подошел огромный самец.
– Я – Га-Ят, – провозгласил он, согласно речевому этикету великих обезьян.
На языке обезьян это означало: "Ты звал меня, и я пришел. Чего ты хочешь?"
– Га-Ят ничего не боится, – начал Тарзан, направляя разговор в нужное русло.
– Га-Ят не боится, – гортанно проворчала обезьяна. – Га-Ят одолеет любого.