Прикосновение, стр. 29

– Другими словами, – подхватил Чарлз Дьюи, подливая в свой стакан, – вы ждете от меня вложений капитала.

– Не сейчас, со временем. Я не хочу, чтобы моей компанией управляли люди, с которыми я не знаком лично и которым не доверяю. Она будет частной – следовательно, источники финансирования тоже. А кому еще быть акционером, если не человеку, семья которого живет на этой земле с 1821 года?

Дьюи поднялся.

– Мистер Кинросс… Александр, зовите меня Чарлзом. Я вам верю. Вы не мечтатель и прожектер, а расчетливый шотландец. – Он тяжело вздохнул. – Противостоять натиску уже слишком поздно – так что дадим саранче набить карманы золотоносным песком, а потом откроем близ Кинросса цивилизованный рудник – такой как Транки-Крик. Благодаря вложениям капитала в Транки-Крик я сумел выстроить этот дом. Не соблаговолите ли остаться на ужин и переночевать у меня?

– Только если вы простите мне отсутствие смокинга.

– Разумеется. Я тоже не переодеваюсь к ужину.

Александр отнес седельные сумки наверх, в элегантную комнату, из окон которой открывался вид на окрестные холмы и унылую реку Аберкромби, загрязненную десятком золотых приисков, расположенных выше по течению.

Констанс Дьюи заранее была предубеждена против Александра Кинросса, но, как ни странно, он ей понравился. В молодости, лет двадцать назад, она слыла блистательной красавицей пятнадцатью годами моложе супруга. Александр догадался, что именно хозяйке дом обязан со вкусом подобранной обстановкой – роскошной оправой для самой Констанс в кремовом атласе с небольшим турнюром, какие только начинали входить в моду. Рубины она носила на шее, в ушах и на запястьях, поверх кремовых атласных перчаток длиной до локтя. Гость сразу заметил, что Констанс и Чарлз прекрасно ладят.

– Наши три дочери – сыновей у нас нет – учатся в школе в Сиднее, – со вздохом объяснила Констанс. – Как я по ним скучаю! Но не держать же их всю жизнь под присмотром гувернантки! В двенадцать лет пора общаться с другими девочками, заводить полезные связи в обществе, готовиться к замужеству… А вы женаты, Александр?

– Нет, – коротко отозвался он.

– Недосуг искать свою единственную? Или предпочитаете холостяцкую жизнь?

– Не то и не другое. Мой выбор давно сделан, но с браком придется повременить до тех пор, пока я не построю дом. Такой, как этот. Чарлз, это ведь известняк? Но где вы умудрились найти опытных каменщиков, чтобы плотно пригнать каменные блоки? – ловко сменил тему Александр.

– В Батерсте, – объяснил хозяин дома. – Когда правительство прокладывало железную дорогу через Голубые горы, пришлось огибать крутые западные склоны и от самого Кларенса вести ветку по трем высоким виадукам. Песчаника поблизости хватало, но каменщиков инженеру Уиттону никак не удавалось найти. Пришлось выписывать их из Италии – вот почему виадуки и этот дом построены по чертежам, на которых размеры указаны в метрических, а не в имперских единицах.

– Виадуки я заметил еще в первый приезд из Сиднея. Они совершенны, как все, что построено римлянами.

– Действительно. Закончив строительство, несколько каменщиков осело в Батерсте, где для них постоянно находилась новая работа. Я открыл каменоломни возле пещер Аберкромби. Оттуда возили каменные глыбы, из которых каменщики-итальянцы и выстроили этот дом.

– И я так сделаю, – решил Александр.

После ужина мужчины перешли в кабинет, Дьюи пригубливал портвейн, Александр попыхивал сигарой. В этот момент Александр и завел щекотливый разговор.

– От меня не ускользнуло, – начал он, – что в Новом Южном Уэльсе недолюбливают китайцев. И полагаю, в Виктории и Квинсленде тоже. А как относитесь к китайцам вы, Чарлз?

Пожилой скваттер пожал плечами:

– Никакой ненависти к узкоглазым язычникам я не испытываю – вот и все, что я могу сказать. В конце концов, я с ними почти не сталкиваюсь. Они селятся у приисков, впрочем, в Батерсте есть китайский ресторан, несколько лавчонок. Насколько я успел заметить, это мирные, приличные люди, которые никому не причиняют вреда и занимаются своим делом. К сожалению, их трудолюбие раздражает многих белых австралийцев, которые не желают зарабатывать деньги упорным трудом. Вдобавок китайцы не смешиваются с другими народами и не признают христианство. Их храмы называют кумирнями – явный намек на то, что там творится всякое. И уж конечно, всех возмущает то, что китайцы отсылают деньги на родину. Как будто высасывают из австралийской земли ее богатства. – Он хохотнул приятным баском. – А по-моему, то, что уплывает в Китай, – капля в море по сравнению с целыми состояниями, которые достаются Англии.

Вспомнив о собственном счете в Английском банке, Александр беспокойно заерзал. Очевидно, Чарлз Дьюи принадлежал к числу первых австралийских патриотов, неприязненно относящихся к англичанам.

– Мой партнер – китаец, – объяснил Александр, – с ним я готов пойти в огонь и в воду. В Китае я убедился, что у этого народа немало общего с шотландцами – то же трудолюбие, та же бережливость. Не мешало бы еще шотландцам научиться смеяться так же часто, как это делают китайцы. Господи, какие же все-таки унылые зануды эти шотландцы!

– А вы строги к собственному народу, Александр.

– И не без причины.

– У меня создалось впечатление, Конни, – сказал Чарлз жене, старательно расчесывая ее длинные волосы, – что Александр Кинросс – один из тех удивительных людей, которые никогда не ошибаются.

В ответ Констанс пожала плечами:

– О боже! Помнишь поговорку «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке»?

– Впервые слышу. Хочешь сказать, чем больше у него денег, тем выше духовная цена, которую ему придется заплатить?

– Вот именно. Спасибо, дорогой, достаточно, – добавила она и повернулась от туалетного столика к мужу. – Нет, у меня нет к нему неприязни, совсем напротив. Но по-моему, ему не дают покоя мрачные мысли. О своем, о личном. Вот в личных делах он и споткнется, потому что убежден: их можно решать так же логично и жестко, как проворачивать сделки.

– Помнишь, он сказал, что уже выбрал жену.

– Видишь? Странный подход. Будто спрашивать согласия избранницы он вообще не намерен. – Констанс задумчиво погрызла ноготь. – Если бы он не был богат, все разрешилось бы само собой. Но состоятельные женихи – завидная добыча…

– А ты вышла за меня из-за денег? – с улыбкой перебил Чарлз.

– В этом убеждена вся округа, но ты-то прекрасно знаешь, что это не так, плут! – Ее взгляд смягчился. – Ты был такой веселый, покладистый и галантный. А от твоих бакенбардов становилось так щекотно… между ног!

Чарлз отложил расческу.

– Идем в постель, Констанс.

Глава 3

Поиски жилы и невесты

В Хилл-Энд и Голубую комнату в заведении Руби Коствен Александр Кинросс вернулся через год после того, как нашел золото на берегах реки Кинросс.

Руби встретила его тепло, но сдержанно: такой прием говорил о том, что Александра она по-прежнему считает другом, но его шансы лечь с ней в постель… невелики. Ее позиция была продиктована гордостью, тем более что Руби постоянно тянуло к Александру, и даже Суна и Ли не было с ней рядом. Из-за болезней, разочарований и ссор состав подчиненных Руби за этот год полностью сменился; из теперешних пяти девиц Александр не знал ни одной.

– Вообще-то мне понадобились свежие лица, но эти все какие-то потасканные, – устало говорила Руби, наливая Александру чаю. – Слишком долго я занимаюсь своим делом. Когда в баре не протолкнуться, я, хоть убей, не могу вспомнить, кто из них Пола, а кто Петронелла. Петронелла! Ну надо же! Кажется, такой штукой натираются, чтобы отпугивать комаров.

– То цитронелла, – мягко поправил Александр и вынул из кармана конверт. – Возьми, это часть твоей доли.

– Господи Иисусе! – ахнула Руби, уставившись на банковскую выписку. – Десять тысяч! Это сколько процентов от общей суммы?

– Одна десятая моей доли. На свою Сун уже купил участок площадью триста двадцать акров на вершине холма, в четырех милях от города, и теперь строит целый город из одних миниатюрных пагод – с покрытой лаком керамической черепицей, из разноцветных кирпичей, с изогнутыми карнизами и многоярусными крышами. Мне он одолжил сотню кули, чтобы возвести плотину из камня с землей возле устья, в долине. А потом мы все вместе повернем реку и пустим чистую воду к плотине. Ну а там возьмемся и за строительство моей собственной железной дороги. Само собой, платить я буду китайцам как белым. Сун счастлив, как китайский император.