Возвращение, стр. 62
— Это точно, — проворчал Орик. — На фельдуносте можно мигом взлететь на любой утёс и тут же спуститься с него, не получив при этом ни малейшей царапины. Но как же мы повезём провизию и прочие вещи, если на ваших лошадях нет сёдел? Я не поеду верхом, если у меня за спиной будет висеть тяжеленный мешок!
Лифаэн кинул к ногам Орика целую груду кожаных сумок и указал на шестого коня:
— А тебе и не придётся!
Потребовалось всего полчаса, чтобы сложить все в сумки и нагрузить на спину шестого коня.
Затем Нари научил Орика и Эрагона тем словам, которыми они должны были пользоваться, управляя лошадьми: «ганга фрам» означало «вперёд!», «блётр» — «стой!», «хлаупа» — «бегом!», а «ганга аптр» — «назад!».
— Вы можете отдавать им и другие приказания, если знаете ещё какие-то слова древнего языка, — сказал Нари и подвёл Эрагона к одному из коней. — Это Фол-квир. Протяни руку.
Эрагон протянул к коню руку, и тот фыркнул, раздувая ноздри, обнюхал его ладонь и даже коснулся её носом. Фолквир не возражал, когда Эрагон ласково погладил его по густой гриве.
— Хорошо, — сказал Нари с довольным видом и занялся Ориком.
Когда Эрагон сел верхом на Фолквира, Сапфира подошла ближе, и стало видно, что она ещё не до конца пришла в себя после этой тревожной ночи.
«Ещё только один день», — утешил её Эрагон.
«Понимаешь… — дракониха помолчала. — Под воздействием эльфийской магии мне в голову пришли странные мысли… Раньше я все это считала весьма мало значимым, но теперь в моей душе точно выросла гора чёрного ужаса. Ведь каждое существо — чистое и прекрасное или же грязное и ужасное — всегда может найти себе пару среди своих соплеменников. А у меня такой пары нет и не будет. — Сапфира вздрогнула и зажмурилась, точно от боли. — Я совершенно одинока!»
Эта трагическая речь напомнила Эрагону, что Сапфире всего лишь немногим больше восьми месяцев. Теперь, правда, это уже почти никак не проявлялось — благодаря наследственным инстинктам и древней памяти предков, — и все же дракониха была, возможно, ещё более неопытна в вопросах любви и продолжения рода, чем сам Эрагон с его робкими попытками ухаживать за девушками в Карвахолле и Тронжхайме. Жалость охватила Эрагона, и он постарался подавить её, прежде чем это почувствует Сапфира. Она наверняка отнеслась бы к подобной жалости с презрением: ведь жалость и сочувствие никак не могли решить её проблем. И Эрагон не нашёл ничего лучше, чем сказать:
«Но ведь у Гальбаторикса есть ещё два драконьих яйца. Помнишь, во время нашей встречи с Хротгаром ты сама говорила, что хотела бы спасти эти яйца. Если мы сумеем…»
Сапфира с горечью фыркнула:
«На это могут понадобиться годы! И даже если нам удастся добыть эти яйца, нет никакой гарантии, что они, во-первых, проклюнутся, а во-вторых, окажутся зародышами мужского пола. И я совершенно не уверена, что молодые драконы подойдут мне как партнёры. Видно, судьба отвернулась от моего народа и обрекла его на исчезновение!»
Она в отчаянии хлестнула хвостом, сломав при этом небольшое деревце. Казалось, она вот-вот расплачется.
«Ну, что я могу сказать? — Эрагон был искренне встревожен её отчаянием. — Нельзя оставлять надежду, правда? Все-таки у тебя ещё есть возможность найти себе супруга, но нужно быть терпеливой. Даже если с теми яйцами, что хранятся у Гальбаторикса, ничего не получится, драконы непременно должны существовать и где-то ещё — в других, неведомых странах, как люди, эльфы и даже ургалы. Как только мы будем свободны от наших обязательств перед варденами, я помогу тебе отыскать их, хорошо?»
«Хорошо, — вздохнула Сапфира и, откинув голову назад, выпустила вверх облачко белого дыма, медленно растаявшее в ветвях деревьев. — Мне просто нельзя было распускаться и позволять чувствам командовать разумом».
«Ерунда! Нужно быть из камня, чтобы ничего не почувствовать, когда они ТАК поют. Но обещай, что не будешь думать об этом, когда ты одна».
Она внимательно посмотрела на него сапфировым глазом:
«Не буду».
У Эрагона сразу потеплело на душе; он чувствовал, как Сапфира благодарна ему за поддержку, и ласково погладил её по щеке.
«Ступай, ступай, маленький брат, — прошептала она, — мы с тобой увидимся позже».
Эрагону страшно не хотелось оставлять её в таком состоянии, и он весьма неохотно последовал за Ориком и эльфами на запад, в самое сердце Дю Вельденвардена.
Он долго думал над словами Сапфиры и наконец решил посоветоваться с Арьей. Та нахмурилась и сказала возмущённо:
— А это — одно из самых больших преступлений Гальбаторикса! И я не знаю, существует ли решение этой проблемы. Но надеяться нужно. Мы должны надеяться!
ГОРОД В СОСНОВОМ ЛЕСУ
Эрагон так долго пробыл в лесах Дю Вельденвардена, что начал уже скучать по просторным лугам, по возделанным полям и даже по горам; ему надоели бесконечные стволы, ветви, закрывающие небо, и жидкий подлесок. Его полёты с Сапфирой не давали никакой надежды на то, что этот лес когда-нибудь кончится, — и сверху они видели лишь бескрайнее зеленое море густой растительности.
Довольно часто ветви над головой смыкались так плотно, что невозможно было сказать, в какой стороне солнце всходит и в какой садится. Уже одно это в сочетании с неизменным пейзажем вокруг вызывало у Эрагона стойкое ощущение того, что они напрочь заблудились в этом лесу, хотя Арья и Лифаэн сто раз уже пытались его успокоить, указывая на стрелку компаса. «Если бы не эльфы, — думал он, — я бы, наверное, блуждал по Дю Вельденвардену до конца жизни безо всякой надежды когда-либо вырваться на свободу!»
Когда шёл дождь, из-за низкой облачности и мощных крон деревьев внизу воцарялся почти беспросветный мрак, словно путники были погребены глубоко под землёй. Дождевые капли собирались на пышных колючих ветвях чёрных сосен, а потом маленькими водопадами разом обрушивались вниз, прямо на путников. Когда становилось совсем темно, Арья призывала на помощь светящийся кружок зеленого волшебного огня. Огонёк этот плыл над её правым плечом и служил единственным ориентиром в лабиринте неприметных лесных троп. Порой приходилось останавливаться и пережидать непогоду под каким-нибудь деревом, но и тогда дождевая вода, прятавшаяся в сплетении бесконечного множества ветвей, при любом неосторожном движении проливалась им за шиворот обильными струями.
Чем глубже уходили они в леса Дю Вельденвардена, тем гуще становились ветви деревьев, тем толще их стволы и тем дальше каждое дерево отодвигалось от соседей, желая обрести достаточно места для своей раскидистой кроны. Стволы сосен — голые коричневые колонны, вздымавшиеся ввысь, к окутанной мрачными тенями кроне, находившейся так высоко, что, даже запрокинув голову, её было не рассмотреть, — в высоту имели не менее двухсот футов, выше любого дерева в Спайне или в Беорских горах. Эрагон измерил шагами окружность одного такого дерева и насчитал семьдесят шагов.
Он сказал об этом Арье, и та, кивнув, заметила:
— Это означает, что мы уже совсем близко от Эллесмеры. — Она легко, с затаённой деликатностью коснулась рукой корявого корня, словно плеча друга или возлюбленного. — Здешние деревья — самые древние в Алагейзии. Эльфы полюбили их сразу, стоило им попасть в Дю Вельденварден. И мы делаем все, что в наших силах, чтобы помочь этим замечательным деревьям и дальше расти и цвести. — Тонкий лучик света вдруг пробился сквозь тускло-зеленые ветви над головой, позолотив лицо Арьи и её руку, показавшиеся Эрагону ослепительно яркими и светлыми на сумрачном фоне лесной растительности. — Мы вместе проделали долгий путь, Эрагон, — задумчиво промолвила Арья, — и теперь ты стоишь на пороге моего родного мира. Ступай же по нему легко и с осторожностью, ибо земля и воздух здесь насквозь пропитаны воспоминаниями, и ничто не является тем, чем кажется на первый взгляд… Ты сегодня не летай вместе с Сапфирой, хорошо? Это может быть опасно: здесь действует охранная магия, призванная защитить Эллесмеру. Да и сходить с тропы тоже не стоит.