Король терний, стр. 54

— А существует ли господин Миллсон? — спросил Макин.

— Садись! — повторила Рут. Я сел, Макин последовал моему примеру и занял кресло-качалку у холодного очага. Я приставил свой меч к столу. Женщина лишь мельком на него глянула. Где-то у меня из-за спины Рут взяла куртку.

— Этот Джейми скоро голову свою забудет!

— У тебя есть муж? — спросил я.

Тень пробежала по лицу женщины.

— Два года назад он отправился в замок. Пошел наниматься на службу к герцогу. — Женщина улыбнулась. — В любом случае ты слишком молод для меня. Хочешь, я Сеску позову. Она свежа и мила, как весенний день. — Озорство играло в ее глазах, голубых, как незабудки.

— И что же ты тут делаешь? — спросил я.

Рут была мне симпатична. В ней таилась какая-то искра, и этим она мне напомнила служанку из Логова по имени Рейчел. Я чувствовал себя неловко, так как чувствовал к ней влечение. И после восьми недель путешествия моя неловкость просто бросалась в глаза.

— Тут делаю? — Женщина рассеянно прижала пальцы к губам (красивым губам, следует заметить), а затем начала раскачивать корневой зуб.

Ма вышла из кухни, почерневшим деревянным ухватом она несла глиняный горшок. Макин вскочил, чтобы помочь ей, но она даже не посмотрела в его сторону. Рядом с ним старуха казалась крошечной, сгорбившейся под грузом лет. Она поставила горшок на стол передо мной и положила костлявую руку на крышку, не решаясь ее снять.

— Соль?

— С удовольствием! — Я бы предпочел мед, но я был не в Логове. Подсоленная каша лучше пресной, даже если за неделю за столом герцога Маладона ты съел достаточно соли.

— О, — выдохнула Рут. Она вытащила руку изо рта, на ладони у нее лежал зуб. Не маленький, а большой коренной зуб с длинными белыми корнями в пятнышках темной крови, темной настолько, что она казалась черной. — Простите, — сказала Рут и вытянула руку, словно зуб приводил ее в ужас, но отвести от него взгляд она не могла, глаза у нее были широко раскрыты, взгляд затуманен.

— Ничего страшного, — сказал я. Странно, как быстро сексуальное притяжение может смениться отвращением. Это явление поэты описали как «От любви до ненависти один шаг».

— Может, мы поедим? — предложил Макин.

При мысли о еде мои внутренности перевернуло. Болото исторгало вонь, которая не убывала, напротив, ее словно с новой силой вдохнули в дом.

Ма вернулась с тремя деревянными мисками, одна из которых была украшена резными цветами, и стулом, показавшимся мне слишком хорошим для такого дома. Она поставила миски на стол: мне — с резными цветами, одну — напротив принесенного стула, третью она продолжала держать в руке, растерянно оглядываясь по сторонам, будто что-то искала. Рассеянно она почесала голову чуть выше виска.

— Что-то потеряли?

— Кресло-качалку, — она засмеялась. — Здесь так мало места. Не думаешь, что здесь можно что-то потерять!

Она оторвала руку от головы, в руке остался клок седых волос. Стала видна розовая проплешина. Старуха смотрела на клок волос с ужасом и недоумением, как и ее дочь на свой зуб.

— Говоришь, Рут, отправился в замок герцога? — сказал Макин, сидя в кресле-качалке. — А какому герцогу замок принадлежит? — Макин мог рассеять неловкость ситуации, но ни одна из женщин не посмотрела в его сторону.

Ма сунула клок в фартук и, шаркая ногами, поплелась на кухню. Рут положила зуб на подоконник.

— Верно говорят, что это приносит удачу? — спросила она. — Когда зуб выпадает. Кажется, я однажды слышала об этом. — Она начала открывать ставни. — Пусть солнышко светит.

— Какой герцог правит здесь? — спросил я.

Рут улыбнулась, капелька крови застыла в уголке рта.

— А разве ты не знаешь? Конечно же, герцог Геллетар!

В этот момент я понял, чего мне недостает здесь — мертвого ребенка, он всегда лежал, свернувшись калачиком, там, где появлялись тени. Здесь тени были слишком густые.

С шумом распахнулась дверь, и влетел Джейми. Мальчики в определенном возрасте либо носятся ураганом, либо вообще ничего не делают. Он задел дверной косяк и торчавшим гвоздем содрал кожу размером с монету.

Джейми подбежал ко мне, широко улыбаясь, на верхней губе поблескивали сопли.

— Кто вы? Господин, кто вы? — Он не замечал раны, плоть под содранной кожей блестела и была цветом как свежая печенка.

— Так это земли… — Я не обращал внимания на мальчишку, а пристально смотрел в мутные глаза Рут.

— Конечно же, Геллета. — Она открыла ставни. Гора Хонас к западу от нас. Если ночь тихая и ясная, можно видеть огоньки.

Макин был отличным знатоком карт, но и я знал, что от горы нас отделяют пять сотен миль, а до Геллета и его герцога, которого я превратил в пыль, еще дальше. И только имея глаз орла, можно постараться увидеть гору Хонас из окна дома в Кантанлонии. Но Рут говорила об этом с абсолютной уверенностью.

Она повернулась ко мне, вся правая часть ее тела была красной, словно обваренной кипятком.

31

ЧЕТЫРЬМЯ ГОДАМИ РАНЕЕ

Я резко вскочил и вышиб Макина из кресла-качалки.

— Дамы, спасибо большое, но нам пора идти.

— Нам? — спросила старуха, показавшись в дверном проеме кухни. Она, как и ее дочь, была наполовину огненно-красной, только с левой, а не с правой стороны, будто из половинок двух женщин можно было составить одну красную и одну белую.

— Ты здесь один, Йорг, — сказала Рут, обожженная часть ее лица на моих глазах покрывалась волдырями и начала сочиться влагой. — Только ты для нас существуешь. — Она выплюнула два зуба, верхний резец и нижний, в ее улыбке образовалась вертикальная щель.

Макин молнией вылетел из дома. Я схватил меч и был готов отбиваться от женщин, пятясь к выходу. Улыбка Рут приковала к себе мой взгляд, и я забыл о мальчике. Он схватил меня за ногу, кожа слезала с него, как влажная бумага.

— Кто вы? Господин, кто вы?

— Только ты, Йорг, — сказала старуха, ее голова стала лысой, лишь торчали редкие белые клочки. — Вот и солнце взошло. — Она показала рукой на окно.

Туман пропитался желтым свечением, а потом резко отступил, будто был пеленой, которую кто-то одним рывком сдернул, открыв картину реальности.

Казалось, над болотом взошло второе солнце, слишком обжигающее, слишком яркое, чтобы можно было на него смотреть, и слишком устрашающее, чтобы отвести взгляд. Солнце Зодчих.

Женщины одновременно завопили — истошно, душераздирающе. Рут охватило пламя. Лысая голова старухи начала медленно тлеть. Я оттолкнул Джейми, ухватившего меня за ногу, он ударился о стену, клочки его кожи остались на моих чулках. Я выбежал из дома. Слышались крики, я узнал их. Так кричал я сам, когда Гог обжег меня. Так кричал Джастис, когда отец ткнул в него факелом, и он загорелся.

Возможно, случись это раньше, я бы счел картину мечущихся в огне женщин потешным представлением. Райк бы как всегда громко и бесцеремонно хохотал, Роу побился бы об заклад, которая из женщин упадет первой. Но в последнее время мои вкусы изменились. Я дорос до понимания чужой боли. Чьи бы волшебные чары не устроили для меня это представление, люди внутри дома испытывали настоящую боль. Сквозь нереальность проступала реальность, и мне это не нравилось.

Снаружи светило солнце, чуть поднявшись над горизонтом на востоке. Крики стали стихать и прекратились.

— Что за чертовщина? — Красный Кент покрутил головой. — А куда туман делся?

— Ну и чума. — Роу сплюнул.

Дома стояли облепленные грязью, без крыш, глубоко тронутые гниением.

— Что ты там видишь, Макин? — спросил я, глядя в дверной проем дома. Не было ни огня, ни дыма. Черная дыра. Как будто солнце не могло туда проникнуть, даже несмотря на то, что крыша отсутствовала.

Он покачал головой.

— Они тонут, — сообщил Райк.

И я это заметил: дома медленно погружались в болотную трясину. При этом пыхтели и стонали, словно любовники. Хотя меньше всего я сейчас думал о сексе.

— Назад возвращаются, — сказал Сим. Он держался от домов подальше.